| Меню сайта |
 | |
 |
| Категории раздела |
| |
|
| Мини-чат |
|
|
|
| Наш опрос |
| |
|
| Статистика |
|
Онлайн всего: 1 Гостей: 1 Пользователей: 0 |
|
| Форма входа |
| |
|
|
 |  |  |
 | Главная » 2010 » Июль » 8 » Дом, где разбиваются сердца.
19:23 Дом, где разбиваются сердца. |
Фил жил в Лондоне с тех пор, как ему исполнилось десять, но по-прежнему знал город хуже японского туриста: пара улиц, несколько знакомых маршрутов, здание нового Скотланд-Ярда, Биг-Бен, Сент-Джеймс и «Глобус».Название: Дом, где разбиваются сердца.
Рабочее название: Отель Вентура.
Рейтинг: NC-17.
Размер: маски.
Статус: пилот.
Предупреждения: секс с несовершеннолетним (главному герою шестнадцать лет)
Саммари: история одного публичного дома и его обитателей.
Фил проснулся на скамейке, на набережной. Он видел это место на открытках и в фильмах тысячу раз, ему казалось, что он был здесь, и каждая деталь выглядела знакомой. Он пришел сюда ночью, когда устал бродить по городу. Фил жил в Лондоне с тех пор, как ему исполнилось десять, но по-прежнему знал город хуже японского туриста: пара улиц, несколько знакомых маршрутов, здание нового Скотланд-Ярда, Биг-Бен, Сент-Джеймс и «Глобус». Реджентс-парк. Дом, школа, машина с шофером, кафе, в которое пару раз удалось слинять, зал Ритца, где проходили приемы и где Майкл должен был показываться с семьей. Несколько раз, когда на Филиппа находило, он отправлялся бродить по центру, но так и не узнал Лондон по-настоящему: просто посетил несколько достопримечательностей.
Филлип замерз, от реки пахло чем-то влажным, металлическим и подгнившим, от запаха, от голода и от нараставшего беспокойства подташнивало. Кроссовки все еще были на нем, рюкзак был закрыт, это было приятно. Одежда липла к телу, она не промокла за ночь, но была холодной и чуть влажной: мерзкое ощущение. Во рту было кисло, волосы спутались. Глупо было думать об этом, но, должно быть, со стороны Фил выглядел, как белая голытьба, цветок на помойке – так Майкл его называл, когда считал нужным немного поиграть в родителя и понудеть по поводу того, как Фил смотрелся. Фил сел на скамейке. Ему повезло: он нашел одну, которую чайки и голуби почти не загадили – пятна были только на спинке. Если бы они были на сиденье, Фил бы, кажется, не смог спать вовсе. Плечо болело: Фил его отлежал. Щека, по которой его ударил Майкл, не болела совсем, и это было странно, Филипп даже потрогал ее: все было, как обычно, на ощупь кожа была такой же, как в любой другой день, и в это было трудно поверить.
При себе у Фила было двадцать фунтов, дневник, рубашка и смена белья. I-pod Майкл подарил ему на день рожденья, и Фил мстительно оставил его в комнате – на кровати, на видном месте. Телефон брать было бессмысленно: Фил не собирался звонить никому, кто его знал, он решил стереть себя, начать новую жизнь. Филипп был горячим, мечтательным и, может быть, слегка инфантильным, но даже он понимал, что при таком раскладе начать новую жизнь довольно трудно. Предстояло всерьез подумать о том, чтобы вернуться домой, и как только Фил это признал, ему стало ужасно паршиво. Он мгновенно почувствовал себя глупым, истеричным и безответственным сопляком – именно таким, каким считал его Майкл. Фил готов был прийти обратно, позвонить в дверь, выслушать упреки от прислуги – и попросить прощения у заплаканной матери, он даже готов был взглянуть в торжествующее лицо Майкла, готов был проговорить вслух всю эту лабуду о том, что он сознает свою вину и признает свои ошибки. Не был он готов к другому. Фил не мог еще четыре года – больше, чем четыре года, всю оставшуюся жизнь, - провести, делая вид, что Майкл прав.
Фил окончательно проснулся, легкая отстраненность и мнимое спокойствие ушли, ушло чистое отчаянье, которое заставляло его рационально мыслить. Фил сидел на скамейке, обняв рюкзак, смотрел на густую серую воду, и убеждал себя, что не станет плакать. Ему было шестнадцать, ему было обидно, ему было больно, и он был задет. Он хотел, чтобы перед ним извинились, он хотел, чтобы его одобрили, он хотел доказать всему миру, что с ним поступили несправедливо, он хотел заставить всех вокруг пожалеть о том, как жестоко они с ним обошлись.
Филипп вытер нос и заставил себя подняться с места.
Кевин медленно перевел взгляд с уголка подушки на свою беспомощно повисшую руку. Очертания были нечеткими, и он в который раз с тоской подумал о том, что пора было купить очки. Кевин двинул плечом, кисть ударилась о тумбочку, и он ничего не почувствовал. Правая рука отходила быстрее: ее уже ощутимо покалывало.
Кевин был раздет – полностью, простыня сползла к коленям, чаевые Мартин оставил на тумбочке, под телефоном, и это значило, что Кевин не проснулся, когда клиент уходил.
- Старею.
Год назад это звучало, как шутка. Теперь это была скорее констатация факта, и реагировать нужно было быстро: нужно было найти решение до того, как это стало бы приговором.
Кевин спустил ноги на пол, взъерошил волосы и набрал номер Джерри. Пошли гудки, он пересчитал чаевые. Вообще-то, бескорыстием и щедростью Марти не славился, а улов был неплохой, так что у Кевина был повод для самодовольства – и все-таки это было слабым утешением.
- А?
Голос Джерри в трубке был одновременно высоким и хриплым: и затраханным, в худшем смысле слова. Кевин потащился в ванную.
- Восемь часов утра. Ты просил разбудить.
Это, видимо, дало Джерри пищу для размышлений, и он притих. Кевин включил свет и стал оглядывать в зеркале свое лицо. Руки затекали каждый раз, когда он спал на животе и обнимал подушку, но, по крайней мере, по утрам клиенты не видели его физиономии. Сказать по правде, Кевин не мог поверить, что они все еще были согласны платить. Не мог поверить, что десять лет назад он был таким же сахарным ангелочком, как Джерри. Не мог поверить, что теперь перестал им быть: но с этим-то ему пришлось смириться.
Джерри наконец справился со сложной мыслительной задачей и выдавил из себя:
- А… да. Спасибо.
И снова завис. Кевин ласково напомнил ему:
- На твоем месте, радость, я бы шевелился чуть-чуть быстрее. У тебя сегодня занятия. Ты не опаздываешь – но если будешь продолжать в том же духе, это будет проблема.
Пока Джерри грузился, Кевин успел отлить, умыться и почистить зубы. Правда, когда Джерри снова взял трубку, его голос был вполне адекватным, бодрым и даже слегка запыхавшимся.
- Спасибо!
Кевин расслышал – на заднем плане:
- Радость, прости, мне нужно бежать.
И сладкое-сладкое, многообещающее:
- Конечно, буду. Конечно.
Кевин даже расслышал бумажный шорох: этот звук он смог бы различить даже через много десятилетий, в каком-нибудь приюте для старых пердунов.
Джерри наконец-то начал двигаться в подходящем темпе: в последнее время, Джерри все делал обаятельно-суматошно, впопыхах и набегу. В его случае, это был единственный подходящий расклад.
Кевин напомнил ему, застегивая джинсы:
- Первой парой у тебя английская литература. Ты не забыл сумку?
- При мне.
- Я на всякий случай положил твою тетрадку – а то у тебя всю дорогу голова в жопе.
Джерри растаял:
- Этот так мило с твоей стороны!
Кевин скривился, но они оба знали, что ему приятно это слышать. Приятно быть полезным. Приятно делать жизнь Джерри чуть легче.
Джерри спросил:
- Есть что-то еще, что я просрал?
Кевин посмотрел на голое запястье, растерянно ощупал его и стал искать свои часы.
- У тебя… в общем, где-то вечером у тебя клиент. У тебя должна быть запись.
Джерри притормозил, выдохнул и напомнил – в свою очередь:
- Я люблю тебя.
Кевин застегнул ремешок на запястье.
- Спасибо большое.
Джерри чмонкул воздух и отсоединился.
Она выходит из такси, пересекает улицу. В тот момент, когда ее каблучки касаются асфальта, мир вокруг замирает, и ни что больше не имеет значения – кроме нее. Безупречно элегантная, совершенно женственная, она как будто пришла откуда-то из мифических пятидесятых, сошла с киноленты, явилась из реальности, где секс был неотделим от красоты, где были четкие законы привлекательности, где женщины обязывались быть соблазнительными, а мужчины – покоренными. Каждый ее шаг – произведение искусства, каждое ее движение – соблюдение ритуала, ее одежда – продолжение ее тела, никому не придет в голову задуматься о том, красит ли она свои золотые волосы. Она молода, она несравненна, она прекрасна, и каждый мужчина на улице занят только тем, что провожает ее взглядом: свидетелем такого события становишься раз в жизни, это огромная удача, и ее нельзя упустить. Никто не знает ее имени, но нет сомнений – она звезда. Большинство знает, куда она направляется, и между тем – она богиня. Она святая. Чудесное видение. Откровение. Сияющий бриллиант. Такие женщины не тратят ни цента, если не хотят, никогда сами не заказывают выпивку, таким женщинам не нужно носить с собой зажигалку, потому что в любой момент выстроится очередь мужчин, готовых дать им прикурить. Если на ее пути будет лужа, кто-нибудь непременно бросит на асфальт свой пиджак, и перед ней встанут на колени, если она намекнет, что это не обременит ее. Такая женщина – величайшая честь, награда, цель и благословение. Полгода назад она стоила триста фунтов за ночь, и сорок – за час. Теперь расценки выросли вдвое.
Теффи открыла служебную дверь своим ключом, поднялась по черной лестнице, вышла на третий этаж и деликатно постучала в единственную дверь без номера. Как большинство женщин, мыслящих материальными категориями, Теффи в первую очередь видела марку, во вторую – стоимость, и предпочитала игнорировать все остальное. Сегодня Теффи представляла собой слаженный дуэт Шаннель, Кортье и Puppa, сумма, в которую она себя оценивала, ее вполне удовлетворяла, но Теффи предпочла бы ее не оглашать: так было эффектнее. Она заглянула внутрь, проскользнула в кабинет, дождалась молчаливого предложения «устраиваться поудобнее» - и заняла кресло у стола. Мадемуазель Франсуаза Вентура выключила калькулятор, подняла взгляд от бумаг, облизнула губы и расплылась в улыбке.
- Позвал?
Теффи кивнула.
Франи большую часть жизни мыслила скорее в категориях мясника, и в ее глазах Теффи представляла собой качественный, дорогой и сочный кусок мяса: метр шестьдесят семь на шестьдесят кило, четвертый размер груди, обхват талии – шестьдесят четыре сантиметра, натуральная блондинка, классическая стопа, ни шрамов, ни родимых пятен, ни заметных дефектов, ни моральных ограничений.
Франи поднялась из-за стола, обошла его и присела на край.
- Мои поздравления.
- Спасибо.
Теффи кротко опустила ресницы и склонила голову. Теффи нравились эти игры: она всегда была тихим омутом, и, к счастью, черти, которые в этом омуте водились, на стоимость «мяса» не влияли. Мисс Франсуаза Вентура оценивала свои ресурсы строго, распоряжалась ими разумно и, по мере сил, о них заботилась. Она отдавала себе отчет в том, что сама бы, скорее всего, никогда не смогла удовлетворить критериям товарного вида, но что поделаешь: с тех пор, как она сама лежала на витрине и ждала, пока от нее откусят кусок, публика стала взыскательнее. Теффи слегка завидовала ей, Франи знала об этом – и гордилась собой. Сколько Теффи ее помнила, мисс Вентура проделывала один и тот же изысканный трюк: каждый, кто имел с ней дело, уходил с четким ощущением, что видел перед собой исключительно яркую, эффектную и привлекательную женщину. Теффи считала, что это сродни вере в Бога: иррационально – но непобедимо. Во Франи было метр, восемьдесят пять сантиметров роста – и она носила каблуки, у нее было неправильное, широкое и резкое лицо, тонкий растянутый рот, маленькие темные глаза слегка косили. Ей перевалило за пятьдесят – по самым приблизительным и щадящим подсчетам, но годы ее славы окончились совсем недавно, по ее воле, и Теффи знала, что, вопреки здравому смыслу, мисс Вентура стоила на порядок больше той суммы, о которой Теффи могла только мечтать.
Франи потянулась за сигаретами, достала мундштук, Теффи сделала то же самое – и они одновременно щелкнули друг для друга зажигалками. Глаза у них обеих смеялись, но пока еще они продолжали игру в мадам и шлюху, и обе старались держаться на высоте.
Франи спросила:
- Когда ты заканчиваешь?
И Теффи дала единственный возможный ответ:
- Работаю до конца квартала.
Франи сделала затяжку.
- Джеймс не против?
- В курсе, откуда брал.
- Когда свадьба?
- В январе.
Мисс Вертура бережно положила мундштук на пепельницу и сделала Теффи знак подняться. Теффи изящно и медленно встала из кресла и шагнула ей на встречу. Франи обняла ее: сдержанно и подчеркнуто церемониально, а потом сжала к крепче и со смехом закружила ее в воздухе. Теффи расхохоталась и даже взвизгнула от восторга.
- Господи, тяжелая стала! Это золото столько весит, или ты задницу отъела?
Франсуаза поставила Теффи на ноги, любовно оглядела ее и поправила воротник ее песочного пиджака.
- Это нужно громко отметить и щедро обмыть: сегодня никак – ужасно, ужасно жаль, сегодня столько заказов, но в понедельник – непременно. Подходит понедельник?
Франи Достала из ящика стола бутылку коньяка и рюмки. Разлила, не переставая улыбаться.
- Рассказывай-рассказывай-р>ассказывай. Рассказывай давай.
Франи заняла свое законное место за столом и подперла руками подбородок: точь-в-точь маленькая девочка, собравшаяся слушать сказку. Не дожидаясь ответа, она прибавила:
- Разлетаетесь из гнезда. Бросаете пожилую женщину на произвол судьбы.
Она сделала вид, что всхлипывает, и Теффи дипломатично чокнулась с ней рюмками. Проглотив свою порцию, Теффи прикрыла глаза и обстоятельно, с расстановкой начала свой рассказ:
- Вышло это так.
Кевин вышел на кухню. Он зевал на ходу и похлопывал себя по ладоням – с внешней стороны, сперва по левой, потом по правой. Динь заправляла кофе-машину.
- Здравствуй, счастье мое. – Поздоровался Кевин, и Динь улыбнулась ему: нежно, радостно и светло. Кевин был единоличным владельцем этой ее улыбки: ничего подобного не доставалось ни ее клиентам, которым Динь продавала абсолютно сконструированный образ, ни всем прочим обитателям планеты, с которыми Динь предпочитала вести себя, как первостатейная сука.
Динь поинтересовалась:
- Как улов?
Она запустила машину и села за стол.
- Улов хороший – только не пойму, как от меня клиент вышел, пока я дрых?
Кевин открыл холодильник и задумчиво поскреб подбородок: предстояло решить нелегкую задачу – из чего и для скольких ртов готовить завтрак.
- Я выпустила. – Динь захлопала ресницами. – Ты так сладко спал, я не хотела тебя будить, а «чай» он оставил.
- «Чай» он оставил, да.
Динь поднялась из-за стола:
- Ты грустишь?
Кевин развернулся к ней. Признаться честно, он был очень тронут, и хотя растрогать его было нетрудно – особенно в последнее время – он это ценил. Кевин успокоил ее:
- Нет, совсем нет.
И тут же спросил, чтобы не продолжать разговор на эту тему:
- Тебе яичницу или вафли?
Динь решительно кивнула:
- Оба два.
И Кевин улыбнулся. Обычно, Динь терпеть не могла, когда с нее умилялись, но ему она была готова это простить.
- Мальчишки вернулись?
- Джерри у нас теперь не ночует – мудак самодовольный, а Тай где-то шляется – не видела его.
Кевин поставил сковородку на огонь, налил молока в миску под тесто.
- А Саймон?
Кофе-машина затихла, и Динь пошла за кружкой. Чтобы дотянуться до верхней полки кухонного шкафа, ей пришлось встать на стул, и она грязно, длинно выругалась. Спрыгнув со стула, она ответила:
- Может, для тебя он, конечно, и «мальчишка», но по мне Саймон как-то больше тянет на старого хрена.
Она отхлебнула кофе и сплюнула в раковину:
- Да чтоб тебя!
Кевин снял турку с крючка, забрал у Динь кружку и отодвинул Динь в сторону.
- Давай-ка отсюда.
Кевин вылил остатки кофе в раковину и включил воду. Он заметил:
- И полегче: он всего на два года старше меня.
Динь показала ему язык, развернула стул и села на него верхом. Ей нравилось смотреть, как Кевин готовит: Кевин как будто взмахивал волшебной палочкой, и в такие моменты мир казался упорядоченным, этот гребаный отель походил на дом, а весь их пантеон уродов – на счастливую семью. Динь бросила, чтобы не быть слишком благостной:
- Захрен Вентура не наймет повара? Я пожалуюсь в профсоюз.
Кевин перемешал на сковородке помидоры с грибами, залил их яйцом, выкинул скорлупу в ведро.
- Она наймет.
- Серьезно?
- Я собираюсь переквалифицироваться.
Кевин улыбнулся:
- Даже на курсы пошел.
Динь медленно встала со стула и подобралась к нему. Она спросила – тихо и предельно серьезно:
- Ты уверен?
Кевин пожал плечами. «Зарядил» вафельницу. Он сказал:
- Давай будем честными. Клиенты от меня бегут, как крысы с корабля. Через год это будет уже не продать.
Динь тоже часто называла себя «это», когда речь шла о работе, но теперь ей захотелось плакать. Она помотала головой:
- Ничего подобного.
Она взяла его за плечо и развернула к себе.
- Нет. Ничего подобного. Ты слышишь меня?
Он нежно взял ее за запястье.
- Все нормально. Я не переживаю.
Он поцеловал ее руку, и она погладила его по щеке. Динь пообещала:
- Я буду оставлять тебе «чай».
- Ой-ля-ля!
Тай запустил пятерню в миску с тестом, облизнул, увернулся от подзатыльника Кевина и спрятался от Динь за дверцу холодильника. Динь невозмутимо подошла к дверце, оглядела полку с молочными продуктами и как бы невзначай ударила Тая каблуком по голени. Тай молча осел на пол, а Динь захлопнула холодильник и стала накрывать на стол.
Кевин снял трубку внутренней связи:
- Франи? Мадемуазель Вентура? Не желаете ли переместиться на кухню и отведать вафель?
Тай заел горе шоколадным батончиком и присел к столу, потер ушибленную ногу. Кевин выключил плиту. Теффи спустилась первой, и Кевин изобразил джентльменский поклон, а Теффи ответила реверансом – и хлопнула по ладони, которую Динь подставила. Усевшись за стол, Теффи почесала расстроенного Тая за ухом, и он довольно заурчал:
- Доброе утро, доброе утро, ваше королевское величество.
Кевин успел перекинуться парой слов с Франи, открыть для нее бутылку вина и занять свое место, когда кто-то осторожно постучал по косяку. Мальчик, стоявший в дверях, тихо выговорил:
- Э… прошу прощения.
И Кевин подумал – на автомате: тридцать фунтов.
Динь подумала: десять – и то жалко.
Теффи подумала: ему лет пятнадцать, совсем ребенок – но хорошо, что сюда, а не на улицу.
Мадмуазель Вентура подумала: документов нет, мозгов нет, ни кожи, ни рожи нет, зато есть опасность уголовного преследования.
А потом они более ли менее синхронно обернулись к Таю.
запись создана: 10.06.2010 в 18:07
|
|
Категория: Новости |
Просмотров: 603 |
Добавил: equisk
| Рейтинг: 0.0/0 |
|  |
 |  |
 |  |  |
|
| Поиск |
| |
|
| Календарь |
| |
|
| Архив записей |
| |
|
|
