Мы завершили повествование в прошлом материале на рассказе о партийно-партизанском подполье С.Е. Стеценко, когда в Ворошиловград вошли оккупанты. Что же было потом? Вот несколько моментов из рукописи Степана Емельяновича о событиях лета 1942-го.

ДНИ И НОЧИ СКИТАНИЙ

«Прибыв к вечеру 17 июля в Боково-Антрацит, я застал тт. Воропаева (командира отряда) и Григорьева (политрука) в полной растерянности, - писал Стеценко. – Шахты по приказу взорвали, но вместе с ними были завалены и входы, избранные под базы партизанских групп – управляющий трестом поставил нас перед свершившимся фактом». В отряде возникли первые серьезные разногласия. Решили рассредоточиться. «Целый день под дождем рыскал штаб в поисках укрытия». Нагольническая балка многим казалась спасением. Уже на рассвете прибыли на место со снаряжением и продовольствием. «Промокшие до костей, мы спешили разгрузить подводы...». В тот же день боец, посланный в разведку, попал в плен к итальянскому конному разъезду. Начштаба сообщил еще одну скверную новость: связные других групп, посланных на поиски новых баз, не явились в условленное место. Укрылись ли они? А если - да, то где находятся три остальных группы?

Только через 10 дней, «после неимоверных усилий», удалось связаться с группой Борисова. И здесь не обошлось без потерь – бежал бывший райуполнаркомзаг Золотарев, группа вынуждена была передислоцироваться (как выяснилось позже, по приходу немцев Золотарев поступил в полицию Боково-Антрацита). На этом злоключения не окончились. Из пятерки людей, рискнувших остаться в шахте №24, вернулись лишь трое. Дезертировали ее главный инженер и заведующий отделом агитпропа райкома партии. Этот последний - «...Гиттуляр вместе с бывшим работником редакции Боково-Антрацитовской газеты Ясиновским стали предателями», - констатировал Стеценко. – К началу августа штаб отряда и группа Борисова (единственная сохранившаяся группа) насчитывала в своем составе 20 человек». О судьбе других групп отряда Стеценко высказал предположение, что они, возможно, не сумев укрыться, ушли с нашими отступающими войсками или «распались». Снова передислокация – на этот раз в лесистую балку Орехово-Дьяково на границе Ровенецкого района.

Что делать дальше? Тогда впервые проскользнула мысль о «кротах»: Стеценко писал: «Если бы у нас была поставлена разветвленная сеть партийных групп из людей, которые бы просочились на работу в предприятия оккупантов и, там маскируясь, изучали людей, готовили из них резервы для пополнения партизанского отряда...». Он не закончил предложение, ибо на практике подпольщикам приходилось выходить из леса, появляться в населенных пунктах только ночью. «Бродить «во тьме» в поисках нужных нам людей, - уточнял Стеценко. – Люди же, которые стремились попасть в отряд, никогда не смогли бы к нему добраться, т.к. связующего звена между ними и отрядом не существовало». И если разведка прилегающего района {гарнизонов, аэродромов и коммуникаций противника) худо-бедно осуществлялась разведчиками, то боевая часть задания затягивалась. Командир отряда Воропаев оказался нерешительным, и даже - трусоватым. По его словам, он хотел сохранить отряд для «нужного момента». Отсутствие радиоприемника, не говоря уже о рации, изолировало партизан от внешнего мира.
          Потерпели неудачу попытки установить связь с Красным Лучом и Ровеньками. Связные шли на свой страх и риск, чтобы вступить со случайными людьми в откровенный разговор – другого выхода не было (в явках были адреса, но не было фамилий хозяев квартир). Тамара Морозова (которая сама напросилась в подполье) трижды была на явках и спрашивала по паролю о «Серафиме», но квартиранты ничего не понимали, что от них просят. На конспиративную квартиру Габриной на городке завода ОР ходила В.П.Стеценко. Результат тот же – связные из ворошиловградского отряда Яковенко не приходили. Слабая надежда на связь пришла из Червоного Гая, где на явке появился командир Успенкого отряда Подопригора. Оставленные в амбулатории Ореховки (там была также организована явка) сестры Кротовы получили задание связаться с тремя партизанскими отрядами – Ивановским, Кадиевским, Кагановичским.

То, что случилось 20 августа 1942 года, было логическим завершением месяца скитаний вслепую (к тому времени не вернулись с заданий еще 3 разведчицы – их выследили). Было это так. Накануне в расположение отряда забрел мужчина с мальчиком лет 8-9. Двое бойцов, продержав гостей до вечера в разговорах и придя к заключению, что это «вполне советские люди», отпустили. Но в целях предосторожности отряд (17 человек – бойцы, связные, руководство) перешел в более выгодный отрог балки - «Широкий».

На рассвете со стороны Боково-Антрацита подъехали 4 грузовика, набитых немецкими солдатами. Вскоре разгорелся бой, который длился около 4-х часов. Отступая, каратели подожгли лес...

Этот бой расставил все по своим местам. Рядовой боец А.И Маслов, пожилой колхозник села Н. Нагольчик – бросал гранаты, стрелял из винтовки. Героически вела себя Тамара Морозова (медсестра). Одним из образцов выдержки и смелости» стал тяжело раненый командир группы Борисов. Трое же бойцов исчезли бесследно: один скрылся ночью до боя, второй ушел якобы в разведку и не вернулся, третий бросил винтовку и вещмешок и уполз в сторону немцев.

Командир Воропаев увел отряд в район сел Колпаково – Щетово на запасную базу. Но, когда они, голодные и уставшие, добрались до цели, на месте спрятанных продуктов увидели лишь «зияющие ямы». Воропаев вздохнул: «Ну, теперь все...» Пошли разговоры, что нужно кончать воевать, «а то мы скоро свалимся от голода». В лесу у шахты «Главмасло» Краснополянского района сделали привал. Четверо бойцов отряда во главе с командиром решили спрятать оружие и пробиваться через линию фронта к своим (таким образом, они проигнорировали приказ - прикрывать деятельность подполья). «Теперь нас осталось 5 человек, - писал СЕ. Стеценко. – Мы бродили до самого утра. С восходом солнца услышали жаркую пальбу. На нас двигалось стадо коров, подгоняемое криками мальчишек и женщин, а по опушке шли полицаи, обстреливая лес. Нас не заметили, хотя прошли всего в 5 метрах от нас».

27 августа В.П.Стеценко и Т. Морозова принесли из Ореховки печальное известие: сестры Кротовы арестованы. На явочной квартире на хуторе Червоный Гай ее хозяин рассказал связной, что «Подопригора (командир Успенкого отряда – авт.) две недели назад попал возле Каменки в полицейскую облаву... И, как я узнал, в прошлую среду повешен в Успенке...». Последняя ниточка связи оборвалась.

В ОБЪЯТИЯХ ОККУПИРОВАННОГО ГОРОДА

1 сентября около 14 часов в Ворошиловград со стороны Острой Могилы вошли трое – мужчина и две женщины - беженцы на вид. Они проследовали в сторону поселка завода ОР. На улице Насосная в доме №54 была квартира промежуточного укрытия подпольного обкома...

Что представлял из себя город: разрушенные здания, нет электричества и водопровода, нечистоты вывозятся в бочках на приватной лошади.

Красная площадь стала называться площадью Николаевского собора. Есть пожарная команда – 3 машины. На углу ул. Ленина и 11-й Линии в бывшем магазине «Взуття» вот-вот откроется «большой» ресторан «Золотой Якорь». Обещают открыть городской кинотеатр (пока в здании довоенного кинотеатра КИМ склад боеприпасов и снаряжения). С 13 сентября открылся храм Казанской Божьей Матери (это здание бывшего торгового техникума) – ул. Садовая, 68. Знаете, о чем говорилось в проповеди на открытии? О даровании победы доблестному немецкому воинству! Были среди паствы женщины, кого эти слова оскорбляли как матерей бойцов, воюющих на стороне Красной Армии, они демонстративно покинули службу. На противоположной стороне улицы, в доме №55 – баня для военных. Вторая – напротив вокзала, с душем и дезинфекционной камерой. У входа в парикмахерскую – расценки на услуги мужского мастера: полька – 3 руб., под бокс – 4 руб., бритье – 3 руб. (без парфюма).

Изменился адрес городской управы – это двухэтажный особняк времен патронного завода, бывшее заводоуправление. Перед входом стоят иномарки - «Опели», «Фольксвагены», «Фиаты». Ворот самого завода №60 нет – теперь это одна из наиболее оживленных пешеходных зон из города в Каменный Бэод и обратно.

В активе управы несколько достижений. Первое – удар по ценам: чистка часов теперь – 50 руб. (вместо 150), пошив костюма 120 руб. (вместо 1000), пошив сапог – 50-60 руб. Второе – сокращение персонала управы более чем в два раза – до 95 чел. Как относиться к распахнувшим двери поликлиникам, решайте сами. «Медперсонал начал приходить на места своей работы. Застеклены окна, вымыты помещения. С 1 сентября работают кабинеты детский педиатрический и венской консультации, окулист, зубоврачебный и кожный. Есть изолятор и дневной стационар«. Однако услуги платные: прием врача – 7 руб., вызов на дом – 30, оперативное вмешательство – это уже до 150 руб. (включая роды), плата за лежащего больного – 20 руб. в сутки.

На улице Артема отмечено несколько несчастных случаев: на мостах через Лугань – большие дыры, на дорогах – выбоины, на многих улицах лежат горы мусора, хлама, камней, «Не пора ли все это убрать, облагородить, засыпать ямы, наладить пешеходные дорожки, приспособить дорогу для езды» - пишет в местной газете обеспокоенный горожанин по фамилии Городинский. – На большом базаре вы увидите целое море людей, где покупают, предлагают и просто толкаются. Тут вы найдете все, начиная от ржавого гвоздя до предметов роскоши. Есть заядлые спекулянты и перекупщики...» Постоккупационный источник уточняет: буханка хлеба стоила здесь 150 руб., самогон – 1500 руб. за емкость в 1 литр, яйца за десяток – 30-35 руб., обед в закусочной – 75-00 руб., литр молока – 50-80 руб. Дорого ли это? Документы жилотдела управы поясняют.

Каждый из 209 городских дворников зарабатывал в месяц 150 руб., бухгалтер – 250, управдому платили – 500. Дневная норма муки для работающего равнялась 285 граммам, иждивенцам – 95 гр., хлеба соответственно – 300 гр и 100 гр. (все это по карточкам). В продуктовой корзине служащих лежит еще какое-то количество пшена и костей. Не шибко разгуляешься по культурным мероприятиям вроде театра «Кабаре». Пунктов обмена валют не видно, однако курс есть. Разъяснение админотдела управы: один украинский карбованец приравнивается к одному советскому рублю, оккупационная марка на порядок дороже.

В воздухе витают идеи «свидомых» интеллигентов об автокефальной православной церкви и про исторический музей. Тема українського правопису не менее актуальна. Теперь правильно говорить «план» или «плян», «класс» либо - «кляс», «соціялізм», как предлагают ученые в Киеве, чи по старинке – социализм? Обсуждают украинский герб - «трезубец», который «вначале был немецким родовым и дружинным знаком... киевские великие князья переняли его…», разъясняла газетная заметка.

Другой обеспокоенный гражданин рассуждает вслух: «Если бы кто хотел услышать українську мову в центре Ворошиловграда, то при всем желании в этом ему не повезло. А что говорить про улицу, когда и в Управе, полиции... ее не услышишь. В учреждениях говорят и вся переписка ведется «на общепонятном русском языке», продолжает он, очевидно, думая, что эта «мова культурніша». Доказательства? – пожалуйста! На печати го-руправы рядом с гербом-трезубцем слова по-русски: «Городская управа». Итоги: «Під батьковською блікою німецької армії настає час відродження», т.е. закончились страшные муки украинского народа...Мариупольская типография повторно отпечатала портреты Фюрера и Т.Г. Шевченко.

Вести с военных действий. «Бои в центре Сталинграда: Блискуча перемога немецької зброї. Більшовики продовжують брехати», - утверждает газета «Нове життя».

«Освіта на нових рейках», - настаивает заведующий Отделом культуры и образования. Обязательная запись в начальные школы...

В дневнике девушки с улицы Войкова появилась новая запись; «Странные и ничуть не страшные итальянцы. Всем улыбаются, со всеми здороваются, а молодым женщинам говорят: «белла», старым - «мама». Они добрые и на солдат чужой армии не похожи. Любят музыку, хорошо поют, очень жизнерадостны и шумны. К ним население относится хорошо. Они сочувствуют населению и не притесняют его».

(ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ)

СЕРГЕЙ ОСТАПЕНКО, ЕЛЕНА ЕРОШКИНА

Оккупация 1942-43 гг. Взгляд изнутри // Жизнь Луганска, 2010. - №8(1026). – С.6